Серия возникла из идеи по-новому прочитать и отобразить с помощью визуальных образов известное литературное произведение. По мнению автора асексуальность персонажей пьесы предоставила возможность изменить пол главных героев для данного фотографического проекта и позволила актрисам играть мужские партии. При этом задача состояла в максимальном использовании природной женской утонченности героинь.

В хронологическом плане персонажи по сравнению с чеховскими героями переместились в эпоху 20-х – 30-х годов прошлого столетия – время наиболее яркого воплощения самого понятия «стиль».

Ретростилизация работ этой серии экспрессивна и элегична одновременно. Со свойственной ему театральностью и чувством ностальгии художник помещает свои постмодернистские композиции в атмосферу прошлых времен, воссоздавая давно ушедшие мотивы. Трактовка реальности в его фотографиях происходит как будто в «театральной» вселенной. Недаром известный американский критик Грейс Глюк написала в газете «Нью-Йорк таймс» в рецензии об экспозиции, где участвовали работы автора, следующие слова: «Крупноформатные фотографии Владимира Клавихо-Телепнева выглядят интригующими ..., кроме всего прочего есть в них что-то исконно театральное, как будто навеянное системой русского театрального режиссера начала ХХ столетия Константина Станиславского».

В сюжете «Искушение» избалованный лакей Яша в роли искусителя олицетворяет собой тип одного из так называемых новых людей России. Это эффектный образ, но циничный и ущербный на чувства, нагловатый и самодовольный, пришедший на смену людям прежней формации.

Трагическая тема старости, беспомощности и в конце концов смерти лакея Фирса была решена в композиции диптиха с маленькой девочкой, одиноко сидящей в углу пустой огромной комнаты.

Образ помещицы Раневской не случайно был предложен актрисе, сценаристу и режиссеру Ренате Литвиновой, которая на сцене МХАТа уже сыграла роль Раневской. В противовес образу лакея Яши Раневская воплощает в себе тип носителя абсолютного женского стиля, чувственности и ума и традиций.

Каждое произведение Владимира Клавихо-Телепнева можно воспринимать как романтическое и существующее само по себе, с другой стороны, в них легко обнаружить присутствие аналитического звучания, проявляющегося во множестве слоев и референций. Такое многоликое представление предмета не случайно. Оно создает определенное конструктивное сочетание ностальгической иронии и постмодернистского описания мира.